это было похоже на кошмар, от которого очень хочется проснуться, но не получается. Она слышала какие-то крики, шум, видела всполохи яркого света. Она сидела на коленях, привалившись спиной к стене. Она вдруг опустила взгляд и увидела, что ее ладони в крови. Она не знала в чьей, или только хотела этого не знать. Ее брат лежал совсем рядом, совсем похожий на живого, только взгляд был застывший. Она, будто, оцепенела, хотела кричать, но голоса не было, она просто сидела, не двигалась с места, не отрываясь смотря на него.

Андромеда видела зал, в котором должен был состояться суд. Она лишь слышала слова присяжных, которые взволнованно перешептывались обсуждая что чета Лестрейнджей и сын Крауча пытали Круциатусом Фрэнка и Алису Лонгботтом.

Coeli Regina,
Эшлинг прислонилась боком к широкому древесному стволу, скрывшему ее от противника, и, пользуясь короткой передышкой, наложила еще одно обезболивающее заклинание. Помогало слабо, в правую руку выше локтя, куда попала какая-то пакостная чара, как будто вгрызались тысячи маленьких тварей, пальцы совсем не слушались. Это ерунда, она может колдовать и левой, потом подлечат. Главное выжить и взять этого гада.
Virgo divina, tu es florum flos:
Псы загоняют добычу в ночном зимнем лесу, добыча огрызается. Этого Пожирателя они с напарником выследили до какой-то скрытой далеко в чаще охотничьей стоянки и почти застали врасплох. Почти - и теперь приходится ловить раненого ублюдка чуть не по колено в снегу. Непонятно, почему он не аппарирует, видимо боится, что недостаточно сконцентрируется, и его размажет ровным слоем по всей Британии, но тем для него же хуже.
O Mater pia, Virgo Maria,
Лунный свет отражается от снега, течет между черными колоннами сосен, лес пронизан светом, не спрячешься.
- Сдавайся, именем закона! - В ответ брошенное заклинание разбивает в щепу часть ствола, за которым прячется ее напарник, и аврор едва успевает пригнуться. Эш только усмехается, по траектории вспышки приметив, откуда был выстрел, - эти сумасшедшие никогда не следуют разумным советам, и бросает "инкарцеро" и сразу же следом разоружающее заклятье в темную фигуру высунувшегося из-за укрытия противника.
Ora pro nobis!
Повезет - он не успеет спрятаться или поставить щит. Этот заслужил суд и не заслужил легкой смерти.

Пасмурная туманная ночь. Она на метле в небе над Лондоном. Впереди в таком же положении несколько силуэтов – один точно мужской, остальные почти неразличимы – сложно вглядеться. Они мчатся так быстро, что трудно дышать от потоков ветра в лицо. Слух улавливает чьи-то крики – различимы угрозы из-за спины. За ними погоня? Оборачивается. Лица скрыты расстоянием и темнотой, но вряд ли они настроены дружелюбно, периодически пуская в ее сторону яркие вспышки-заклятия. Одно попадает в мага, что летел перед, и он сбит – падает вниз. Другие оборачиваются и лишь ускоряются.

«Холод пробивает блок и бьет в живот. Прятать ладони по карманам, опускать голову, взглядом упираясь в ботинки. Тишина окраины давит на уши, издавая пронзительный звон. Всё это кажется до безумия иллюзорным и почти не ощущается сознательно. Будто всего этого нет. Женская фигура мелькает впереди. Преданно следовать за кем-то, кого скрывает снегопад, кажется вполне нормальным. Почему-то тебя беспокоит существенный недостаток времени. Посмотреть на часы, а после по привычке взглянуть на посеревшую метку. Змея с еле заметным контуром будто скалится. Кажется, что ты слышишь её шипение. Иногда приходит сожаление о сделанном. Внимание быстро переключается на девушку, сидящую на коленях перед надгробием. Один взгляд на неё согревает и придает пьяной уверенности. Только, пожалуйста, не плачь. Протягиваешь руку, касаешься плеча и помогаешь подняться. В голове звучит единственное: «Увести её подальше отсюда. Спрятать. Никому не отдавать».

Эванджелин стоит в своей комнате у письменного стола, на котором лежит распечатанное письмо. Девушке не хочется его касаться, будто бы прикосновением она разбудит что-то страшное, похуже боггарта. Ив пересиливает себя и берёт письмо в руки. Нет, не разбудит. Подтвердит, что страшное случилось. «С прискорбием вынужден сообщить... выражаю глубокие соболезнования...» В письме описаны обстоятельства смерти. Ив представляет это со всей чёткостью, коей насквозь пропитаны слова. Лютный переулок, голоса из-за угла, резким тоном: «Авада Кедавра!» Звуки стихают, слышащий подбегает к телу, видит знакомое лицо... Письмо подписано: «Северус Снейп». Оно сообщает адресату о смерти Люциуса Малфоя. Когда взгляд Эванджелин в очередной раз замирает на имени кузена, видение заканчивается.

- Панна, вставайте! Панна!
Медленно открываешь глаза и приподнимаешься. Так непривычно находиться не в Лондоне, а в Польше. Не спеша умываешься, одеваешься и спускаешься к завтраку.
- Dzień dobry, Ojciec, - улыбаешься мужчине, сидящему за столом.
- Доброе утро, милая. Сегодня важный день. Я надеюсь, ты готова выйти в свет? – Отец радостно смотрит на тебя, надеясь, что, наконец, ты сможешь быть именно той, кто действительно достоин продолжить польский магический род.
- Да, папа, - тихо произносишь и садишься за стол. Поверить не можешь, что уже три года как ты выпустилась с Хогвартса. Сразу же вы переехали с отцом в имение в Польше, и он готовил тебя два года для выхода в свет. И вот настал тот самый знаменательный день. Знакомство дочери мага со светом. Тебя это еще больше пугало. Рука дрожала и упала вилка. Все сразу засуетились. А в голове возникли воспоминания ужасных дней в Хогвартсе в образе изгоя..

Видение застигло мужчину во время болезни если бы это случилось не со всеми, то француз списал бы все это на бред и жар. Чего Джейн не ожидал увидеть, так это себя, с умиленным видом что-то сюсюкающего маленькому лысому малышу, который радостно угукал в ответ и тянул к нему маленькие пухлые ладошки. Корчить смешные рожи, что-то радостно тараторить и весело пританцовывать возле ребенка... Не сказать, что Джейн не любил детей, но совершенно точно не ожидал от себя подобной реакции, даже когда он первый раз увидел двух своих племянниц - он только поразился, как могут из таких страшных маленьких, лысых и вечно орущих малышей - вырасти прекрасные леди. Довершала безумную картину - прекрасная незнакомка с обручальным кольцом, беспечно поцеловавшая его и принявшая отплясывать тот же ритуальный танец возле ребенка.

руки. белые, изящные пальцы касаются шеи, такой же белой, с пробивающейся сквозь синевой вен. они не ласкают, лишь скользят, словно боясь обжечься, остановившись на мгновение до. до того, как сцепились замком под темными прядями волос, разметавшимися змеями на черной ткани. не их ли шепот разрывает тишину? скорее негромкий свист, срывающийся с бледнеющих губ. веки не поднимаются, лишь трепещут, одолеваемые стремительно покидающим затуманенное сном сознание. всего пара секунд, и свист утихает. медленно сходя на нет с каждой судорогой извивающегося, изломанного тела. но неожиданная синева глаз разрезает тьму, помутнившимся взглдом находя фигуру над собой. лишь темный контур, не более. и аромат. терпкость кедра и медь.
- не забудь.
ей пора.

Она сидит в полутемной мастерской отца, на столе перед ней разложены инструменты, образцы дерева и еще всякая всячина: перья, шерстинки, чешуйки, рассыпаны порошки. На стол падает тень невысокого человека, стоящего за ее плечом и скрипучий голос отца произносит:
- Нет-нет, Ифигения, как ты могла допустить такую грубую ошибку? Акация и сердце дракона несовместимы, палочка получится слишком неустойчивой, непредсказуемой. Попробуй лучше шерсть единорога.
И ее безжизненный голос:
- Хорошо, отец.

1981 год. Магический Лондон, кладбище. Уже третий день с неба без остановки валит снег, и иногда случается что-то вроде вьюги. Мэри стоит над серым, овальным надгробием, присаживается на колени, протирает часть надгробия рукой от собравшегося снега и перед ней является надпись - «Анна Фредерика Макдональд. 1929-1980». Глаза наполняются слезами. Мэри слышит позади себя шаги и вскоре, кто-то касается ее плеча своей ладонью и крепко сжимает, Мэри кладет свою холодную ладонь сверху и улыбается сквозь слезы. Спустя минуту, темноволосая поднимается на ноги, поворачивается и видит перед собой молодого человека, смотря на которого, у нее ускоряется сердцебиение. Он берет ее правую руку бережно сжимает и чуть теребит кольцо на ее безымянном пальце. «- Мы опаздываем в Министерство», - произносит молодой человек, в ответ Мэри кивает и молодые люди трансгрессируют.

Лицо младенца полнится детской непринужденности и спокойствия, ведь материнские руки обвивают плотный сверток подобно надежному кокону. Его темно-синие глаза смотрят спокойно, не приспособлено для этого мира, но с зачатками будущего, которое сейчас иглами впивается в душу его отца. Барток стоит рядом, приобнимает меня и боится... Я чувствую его страх, который спицами пронзает легкие, мешает дышать, а затем расходится по крови, заставляя думать, что уже ничего не изменить.
- И ты.. ты ни капли не похож на своего отца, Барток. И никогда таким не станешь. Ведь у тебя есть я. - говорю почти что шепотом, с дрожью в голосе, одновременно отдавая в руки мужу нашего сына, чтобы лишь единым теплом согреть омраченную душу и заставить забыть эту цепкую слизь прошлого.

- …их приговорили.
Дверь распахнута настежь и на коврик намело снега, но муж, кажется, забыл ее закрыть, так спешил поделиться с Молли хорошей новостью. Артур, сделав глубокий вдох, с воодушевлением продолжает, вскользь обронив, что, пусть ее братьев этим и не вернуть, теперь можно вздохнуть спокойно.
Сверху раздается крик ужаса, который постепенно переходит в плач.
- Кажется, близнецы всерьез принялись за Рона.

Вспышка. Триша поднимает голову, и затуманенный взгляд не может сфокусироваться. Она упала, и по ходу сильно ударилась головой об барную стойку. Бокал с пивом разбился в ее руке и осколки врезались в руку, но Триш этого не замечает. Она словно пьяная, в каком-то угаре, шатается, но бежит наверх, подальше от глаз, подальше от людей. Снова. Снова кошмар, Который теперь стал реальностью. Она просто падает на ковер в небольшой и уютной комнатушке, где они с Томом проводили каждую свободную минуту. Она рыдает, рыдает навзрыд, взахлеб, ее начинает тошнить и она не добегает до ванной комнаты. Чьи-то сильные руки сжимают ее сзади, и дают пузырек чего-то. Ее трясет, трясет все еще долго, но она может выдавить из себя, она не смотрит на него, просто в никуда, а перед глазами все еще та картина. Сколько времени прошло, Триша не знает.
-Том, я сделала это. Я видела самое страшное, самое жуткое, что могло быть. Там было много нас, Том. Ночь, понимаешь. Она лунная, и снег блестит так, что глаза режет. Я бегу так быстро, как никогда, а за мной бежит он, тот самый оборотень, Фенрир почти догоняет меня, он в одном прыжке от меня, однако он не нападает на меня. Он бежит рядом, Том! Кошмар весь в том, что  мы бежим рядом, а потом – Триша плачет, плачет так громко, словно волчья натура снова взяла верх, и это она сейчас противно завывает на луну. – Том, потом все в крови. Снег стал красным, он весь пропитан кровью, вокруг словно бойня, зеленые и красные вспышки от заклятий, а я вгрызаюсь в горло какому-то мужчине. Я раздираю его шею, жадно проглатывая кусок за куском, сырое мясо заставляет мою кровь кипеть, я слизываю его кровь, и дикое наслаждение разливается внутри. О господи, милый, кого же я убила? Я убила человека. Волк убил во мне.

8.04.1978
15:00:00
Мир погружается во тьму. Оглядываюсь по сторонам, но вижу лишь темную лестницу в подвал особняка. Слышу всхлипы за дверью. Прислушиваюсь к ним, продолжая спускаться по лестнице. Надеваю маску и открываю дверь. Чувствую, как ком подкатывает к горлу - не надо было ей следовать за мной. Но уже поздно. Она видела мое лицо, мне уже нет нужды пря. Достаю палочку из кармана. Она начинает кричать, но ее никто не услышит, пытается вырваться, но ее руки туго связаны. Направляю палочку на нее...

я не знаю, что это было. я просто упала в обморок на пару минут и увидела нечто. мне кажется, это было мое собственное будущее. я видела все урывками и смутно, но точно запомнила несколько вещей. это было 22 декабря 1981, во всяком случае в этом меня уверял календарь на столе. я сидела в кабинете. судя по всему - в своем собственном, ибо никого больше не было. часы на запястье показывали 15:00. если это и был сон - то уж слишком реалистический. я выпила немного сливочного пива и продолжила писать. да-да, я сидела в собственном кабинете и писала статью. кажется, это была статья о каких-то массовых судебных процессах над пожирателями. очень жаль, но не запомнила ни одного имени. все было слишком смутно. не знаю, был ли это сон, или же видение будущего, но будем покорно ждать.

Он в кабинете аврората на допросе. Аврор средних лет меланхолично ведет протокол допроса. Второй аврор, помоложе, с каким-то безумным взглядом фанатично и резко допрашивает его о Темном Лорде и Упивающихся. Безапелляционно называет его самого Упивающимся. Глумливым тоном заявляет о смерти Джеймса и Лили Поттеров, семьи Маккинонов, Бенджамина Фенвика и многих других, о том, что организацией, главой которой был Лорд, были совершены страшны преступления, вменяя Снейпу в вину соучастие. Также говорит о том, что ныне Лорд мертв.
Когда, разозленный не относящимися к делу, по его мнению, скупыми показаниями Северуса, аврор подходит к нему, занося волшебную палочку, Снейп приходит в себя.

на какое-то мгновение будто выключили свет, и стало тихо… а потом я очнулся. Было холодно и сыро, и вокруг отдаленно доносились со всех сторон голоса… мрачные, неземные, зловещие… и было ощущение будто из души высосали всю радость, все счастье, всю силу воли, все светлое, что в ней было – и осталась лишь безысходность, обреченность и пустота… стало страшно. Я открыл глаза – и увидел голые серые стены, поросшие кое-где мхом и лишайником. По трещинам в стенах медленно стекали капельки воды. Комната была крошечной, я с трудом мог развернуться. В углу стояла простая грубо сколоченная кровать, под ней – железный таз. Я попробовал пошевелиться, и на моих ногах звякнули кандалы. Я попытался закричать, и повисшую было тишину разорвал протяжный собачий вой.
Я был в Азкабане – самом страшном месте, в котором только может оказаться волшебник.
Я очнулся от того, что продолжал выть… стоя на коленях и запрокинув голову… к счастью, в своем привычном теле. Руки дрожали, по спине и лицу тек холодный пот. Это всего лишь сон… видение. Слава Мерлину.